Старая армия

БОЙ У ДЕР. ЗАГРОДЫ



19-21 мая 1915 года.

На позиции 22 мая 1915 г. (Из писем Полковника Вышинского)... «4 дня прошло с тех пор, что я отправил последнее письмо из Любачева и с тех нор у меня буквально полчаса не было свободного времени, чтобы написать письмо, а если и бывало свободное время, то приходилось спать, ибо ночей у нас теперь нет. За эти четыре дня много было пережито, так много, что мне кажется, будто со дня выступления из Любачева прошло уже не меньше месяца. Передам сперва вкратце фактическую сторону дела, а затем уже перейду к личным впечатлениям. Итак, 18 мая в 6 ч. утра мы выступили походом к позициям. К 1 час. дня мы подошли и до сумерек спрятались в лесу, а затем к ночи сменили казаков; ночью же была назначена внезапная атака немецких окопов всем полком.

К 12 ч. ночи я успел сделать все необходимые распоряжения и распределить роты, затем еще — с 12 до 2 ч. ночи — сам обошел все свои окопы; словом, все было готово для атаки.

Настроение в полку было выше всяких похвал. Как доказательство, могу привести следующий факт: Поздно вечером у меня в 8 роте, во время смены, случайно взорвалась тяжелая ручная граната, поранившая 8 человек. После перевязки, шесть из них не пожелали эвакуироваться и вернулись в строй, и это в ожидании ночного штурма! Словом, уверенность в успехе была полная. К сожалению ночной штурм был отменен, а с 5 ч. утра началась артиллерийская подготовка — маленькое подобие ада. Так продолжалось до 7 ч. утра, когда было приказано итти в атаку. Немцы открыли, конечно, сильнейший огонь по нас; мы залегли и стали окапываться. Рядом справа, за полотном ж. д., шел полк Воскресенского (15 Гр. Тифлисский полк), у него тоже произошла заминка. Тогда он решил пойти вперед. Я вслед за ним тоже решил пройти вперед в окопы. Так и сделал и с двумя своими офицерами прошел от опушки леса, в котором находился до этого, до наших окопов, т. е., шагов 800-1000 под сильнейшим ружейным, пулеметным и шрапнельным огнем.

Шел почти все время шагом, только под конец пробежали шагов пятьдесят. Когда я шел вперед, часть моих людей была еще позади (резерв), остальные частью уже ушли вперед, частью шли и бежали вместе со мной. Пули свистели на все лады, шрапнели рвались настолько близко, что нас обсыпало землей, но, на этот раз, Бог спас. На полпути мы сделали маленький привал в окопе, так как особенно густо стали сыпать шрапнелью, затем пошли дальше до главного окопа (исходного положения), где засели у телефонной станции. Во время этого наступления был убит кн. Багратион-Мухранский и наш К-р батальона Кап. Погорелов. Последний шел почти рядом со мной. Мне нужно было обязательно пойти, чтобы для начала сделать себе репутацию в полку и думаю, что это мне удалось, не только среди офицеров, но и среди нижних чипов. Последние, с трогательной заботливостью, укоряли меня в том, что я пошел вперед, но вместе с тем было ясно, что мой пример прекрасно действовал на них и они шли молодцами вперед. Один мне сказал: «зачем вы, Ваше Высокоблагородие, идете сюда, здесь наше место, а мы что будем делать, если останемся без отца?» Офицеры, в общем тоже были приятно поражены тем, что я сам пошел с ротами вперед. Но думаю, что и на офицеров это должно было произвести хорошее впечатление. Я лично остался вполне доволен собой, вернее своими ощущениями под выстрелами.

Чувства страха у меня совершенно не было и я почему-то шел совершенно спокойно и даже не торопясь. Вот когда мне пришлось познакомиться с обратной стороной медали — с ужасом войны! Дойдя до главного окопа, где была телефонная станция, я засел в нем и просидел здесь до 5 ч. вечера. Незадолго до моего прихода, как раз в этот окоп ударил снаряд и искалечил четырех солдат, убив одного на месте. Более легко раненые уползли назад, а один с вырванным боком и перебитой рукой умер при мне и мне 6 часов пришлось сидеть в окопе между двумя трупами. Вслед за мной, туда же в окоп пришел Купцов, еще утром выразивший желание лично принять участие в бою, хотя его место, как начальника хозяйственной части, — в тылу, при обозе II разряда. Только что я пришел в окоп, как мне доложили, что убит Багратион-Мухранский. Я не хотел дать сразу ему роту, но он настоял и я дал ему 5 роту, во главе которой он и пал, недалеко от того места, где сидел я. Убит он пулей в голову. Узнав затем, что убит Погорелов. я тут же приказал Купцову вступить в командование б-ном Погорелова и он блестяще командовал им до вечера 20 мая, т. е. до конца боя. В 5 ч. вечера я тем же путем, шагом, двинулся обратно, уже под менее сильным огнем. В этот день бой продолжался до вечера, затем, ночью была назначена общая атака.

Мои гренадеры шли в атаку молодцами, дошли до самых проволочных заграждений, хотя немцы косили их ружейным, пулеметным и шрапнельным огнем целыми шеренгами. К рассвету 20 мая так и залегли под проволочными заграждениями, дальше продвинуться не могли. Весь сегодняшний день пролежали в том же положении (я сам ночью и днем 20 мая был в тылу полка, в сравнительной безопасности), а к ночи приказано было отойти на старые позиции. Так кончился мой первый бой — ничего не сделали, а между тем понесли огромные потери: убито 5 офицеров, ранены 7 офицеров, контужен 1. Нижних чинов ранено до 900 человек. Убито и умерло от ран до 600 чел.

В ночь на 21 мая мы сменились и отошли на 3 версты назад, но уже ночью 22 нас снова выдвинули на позицию, правда в резерв, где мы простояли сутки. Сегодня к рассвету (на 23) нас снова уводят назад в резерв корпуса. Все это время спим, не раздеваясь, прямо на земле в грязи, да и спать приходится не больше 1-2 часов в сутки, да и то урывками. Есть почти вовсе не приходится, да и аппетита при этом совсем нет, только пить хочется. И все-таки я доволен, чувствую, что живу настоящей жизнью, а не бумажной и делаю настоящее дело.

...Сегодня я получил сердечную телеграмму от Государыни Императрицы Александры Феодоровны с расспросом о потерях полка.

Текст телеграммы гласил:

 

«Из Царского Села. 

Завтра утром пошлю ответ.

Телеграмма, посланная в ответ Ее Императорскому Величеству Государыне Императрице Александре Феодоровне:

«Гордые Высокомилостивым вниманием Вашего Императорского Величества, Лейб-Эриванцы, потеряв в последних боях убитыми Капитана Погорелова, поручиков кн. Багратион-Мухранского, кн. Вачнадзе и прапорщиков Понятовского и Гаврюшко, ранеными поручиков Бутурлина, Киншина, подпоручика Коновалова, прапорщиков Тихоницкого, Шах-Багова, Мясникова, Ероша, контуженным поручика Казумбекова и без вести пропавшими Оржеховского и Войнова и свыше одной тысячи четырехсот нижних чинов, горячо молятся Всевышнему о ниспослании здравия и счастья ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ, Вам Великая Государыня, дорогому Однополчанину Наследнику Цесаревичу и Августейшим дочерям Вашим. Всегда преданный вековым своим заветам, полк просит верить в постоянную готовность его честно сражаться с дерзким врагом до полного и окончательного над ним торжества».

На посланную полком вслед за тем телеграмму с поздравлением Государыни Императрицы с днем рождения — 25 мая, получена нижеследующая телеграмма :

«Из Царскою Села».

 

Послал телеграмму Вел. Кн. Константину Константиновичу и княгине Татьяне Константиновне по случаю  смерти кн. Багратион- Мухранского...

Подполк. Купцов, начальник правого боевого участка, так описывает перипетии боя: ...«Надо заметить, что в это время у нашей артиллерии снарядов было очень мало, ввиду этого Командиры частей предложили Гея. Мехмандарову произвести внезапную ночную атаку без артиллерийской подготовки. Корпусный командир отказал и назначил атаку на утро. А утром, с нашей стороны, была скорее не артиллерийская подготовка, а артиллерийское предупреждение противнику, чтобы он не дремал и что мы будем атаковать его. Вот как было дело: В 7 час. утра я получил приказание атаковать. I б-н стал гуськом выбегать из окопов дер. Карапети и рассыпаться в цепь. Противник открыл убийственный ружейный, пулеметный и орудийный огонь.

Тут же, в дер. Карапети, стали валиться раненые и убитые. Выйдя из деревушки, б-н потерял убитыми своего Командира Капит. Погорелова. Я вступил в командование I б-ном и перебежки стали продолжаться. Сам я шел, опираясь на палку. Ни бежать, ни ложиться я не мог. Атака наша была отбита. Во время атаки, во II б-не погиб Фл.-Ад. кн. Багратион-Мухранский. Под огнем противника мы остались лежать и стали зарываться в землю. По требованию Командира корпуса я произвел в 12 ч. ночи вторую атаку, предварительно обойдя все роты и приведя их в порядок. На поддержку мне был прислан ІV б-н под командой Кап. Бутулова, но и эта атака не удалась. Мы были под проволокой. Когда выяснилось положение полка и я связался телефоном с Командиром полка, последний объявил: «на вашу первоначальную позицию двигается Грузинский полк, который выставит рогатки». Я должен был держаться до прихода Грузинцев, а затем вывести мои батальоны из сферы огня. Я оставался впереди до прихода Грузинцев и, когда те подошли, стал пропускать мимо себя наши роты. Убедившись, что все роты вышли, я пошел в тыл. После этого боя я опять вступил в должность Н-ка Хоз. части» (Подполковник Купцов).

Как сам Командир, так и Подполковник Купцов описывают ту фазу боя, когда резервные б-ны (I и ІV) подтягивались с мест своих стоянок к исходному положению, т. е. главной линии окопов, на которой накануне поздно вечером произошла смена кавалерийских частей. Для того, чтобы яснее представить картину боя, нужно иметь и виду, что от опушки леса, где располагались резервы и находилась Командирская палатка и все чины Штаба полка, до передовой линии было около версты, причем, приблизительно, на полдороге этого пути было разбросано несколько строений маленькой деревушки Карапети, состоявшей из 5-6 дворов. Чтобы добраться до Карапети, нужно было итти по мокрому кочковатому лугу и, только от деревни, начинался пологий подъем на небольшие складки местности, где и были расположены наши основные окопы, о которых шла речь. Основные окопы были плохо расположены и из них, далеко не отовсюду, были видны окопы противника, причем нужно было пройти в среднем еще 450 - 500 шагов, чтобы достигнуть проволочных заграждений противника.

Все это открылось лишь с рассветом, перед самой атакой, когда наша артиллерия открыла редкий и слабый огонь по целям, которые даже не были видны атакующим. Зато, как тогда было установлено, артиллерия 20 дивизии, по ошибке, открыла огонь по нашим основным окопам, причем во II б-не. а именно в 8 роте, оказалось 2 убитых и 5 раненых. Ровно в 7 ч. утра, как было указано, роты II и III б-нов поднялись из окопов, как один человек, и с громадным порывом бросились вперед. Немцы, видимо, давно насторожившиеся, сразу же открыли губительный огонь страшной силы. Цепи двигались в облаках пыли и дыма, неся большие потери, но не ложась. Ротам удалось продвинуться довольно значительно вперед, но завидя проволочные заграждения, нигде даже не поврежденные, и все время неся потери от комбинированного огня, роты, одна за другой, стали залегать и окапываться. За несколько минут атаки б-ны первой линии понесли тяжелые потери: был убит К-р 5 роты Фл.-Ад. Поручик кн. Багратион-Мухранский, смертельно ранен К-р 7 роты Прапорщик Понятовский и убит мл. оф. 13 роты Прапорщик Гаврюшко. Несколько офицеров было ранено. Потери гренадерского состава исчислялись сотнями убитых и раненых. Только передовые роты залегли, как немецкая артиллерия перенесла всю силу своего огня куда-то в тыл. Тут только стала видна вся панорама движения наших резервных б-нов I и IV, с которыми шли Полк. Вышинский и Подп. Купцов. Все поле за д. Карапети было покрыто множеством людей, над ними рвалась шрапнель и целыми очередями взрывали фонтанами болотистую почву гранаты. Как потом выяснилось: — I б-н перебегал из Карапети в главные окопы исходного положения, а IV б-н из леса в окопы I б-на на окраине дер. Карапети.

В результате, резерв наш подошел к позиции уже в измочаленном виде. Здесь был убит Капитан Погорелов. Атака была отбита. Весь остаток дня роты налаживали связь и устраивались на новых местах. День был жаркий, люди страдали от жажды; в полдень стало буквально нестерпимо.

«В 8 роте к ротному командиру люди обратились с просьбой послать кого-либо за водой. Принести воды вызвался гренадер Абрам Мошкович. Абрам Мошкович был в полку с Бзуры и приобрел себе известность своей храбростью; однажды, во время обхода окопов полка Фл.-Ад. Полковником Мдивани, Мошкович стоял часовым у бойницы и случилось так, что как раз в тот момент, когда Командир полка к нему подошел, пуля, пробив мешки с песком у бойницы, обезсиленная ударила в грудь Мошковича, пробила шинель и упала за пазуху. Пулю вынули, сам Командир ее рассматривал и с тех пор Мошкович прославился, что его и пуля не берет! II действительно, это был веселый и бравый солдат, имевший шансы при первой оказии получить Георгиевский крест. И вот и сейчас, невзирая на явную опасность для жизни, он вызвался принести воды на всю роту. Рота, узнав, что «заговоренный», как его с описанного случая стали называть, идет за водой, стали бросать ему свои баклажки... — «Абрамчик и мою! Абрашка не забудь и меня», кричит взводный... «Абрамушка!..» и со всех сторон летят баклажки... Мошкович обвесился баклажками и стал неузнаваем. — какое-то чудовище! Глядя на него, смеется вся рота, как будто бы решительно ничего не случилось... Абрам, тем временем, отполз на порядочное расстояние и поднялся на ноги. Вся рота провожала его глазами. Пули свистят на все лады, то там, то сям рвутся снаряды... Абрам обратился уже в «большого паука»... и, наконец, скрылся за складкой местности. Прошло больше часа». — вспоминает командир 8 роты Подпоручик Попов, — «я уже забыл о Мошковиче, как, вдруг, дуновение восторга прошло по роте: Мошкович, тяжело нагруженный, задыхаясь, потный и запыленный, подполз к роте с десятками баклажек. Люди жадно срывали с Абрашки свои баклажки и тут же их до последней капли осушали. Вдруг, смотрю, в мою яму протягивается рука с баклажкой, затем показалась голова улыбающегося Абрашки.

«Я вам принес воды, Ваше Благородие, пейте». — Спасибо, брат, я воды не пью в жару, — только успел сказать я, как что-то глухо цокнуло, протянутая рука выпустила баклажку, а сам Мошкович уткнулся лицом в землю... Прошел какой-то момент; увидя, что Абрашка мой не поднимается и не шевелится, я сам приподнялся, чтобы на него взглянуть... и только тогда понял, что все кончено: Мошкович был убит на повал пулей, попавшей ему в ухо. Так он и остался лежать на солнцепеке на краю моей ямы, а кровь обильной струей текла из уха и вскоре на дне окопа образовалась большая лужа крови, незаметно обратившаяся в черный сгусток... Только в 12 ч. ночи 20 мая, когда нам приказано было отойти в тыл после ночной атаки, оставшиеся в живых гренадеры, которым уже было не до убитых, тела которых устилали все поле, все же не пожелали оставить Абрама Мошковича. «Надо бы его взять с собой, — сказал кто-то в темноте, «геройский был солдат, всегда нас веселил»... На эти слова из темноты, молча, придвинулось несколько человек и другой голос сказал: «возьми мою винтовку»... «и мою», повторили какие-то голоса. — «Ну, ложьте сюда»... скомандовал кто-то... Добровольцы носильщики подняли разом носилки и тяжелое тело Абрама Мошковича уплыло в темноту»... (Поручик Попов)

Шт.-Кап. Шидельский, офицер IV б-на, подробно, шаг за шагом записал перипетии боя под Загродами; из этих записей, чтобы избежать излишних повторений, возьмем особенно интересные места.

...«С утра 19 мая началась наша артиллерийская канонада. При этом, огонь сразу же покрыл приготовившиеся к атаке роты II и III б-нов. Я лично был свидетелем этого факта и, добежав до телефона, стал об этом говорить, но бывший здесь случайно артиллерист сказал мне, что недалеко от нас артиллерийский наблюдательный пункт и я побежал туда. Вскоре удалось это безобразие прекратить и после значительной паузы, артиллерия опять открыла огонь, стреляя куда-то в тыл. Слышал от офицеров, что роты II и III б-нов понесли потери от этого обстрела. Постреляв 20-25 минут наша артиллерия замолкла и нашим двум б-нам приказано было двинуться в атаку».

...«Вспоминаю эпизод с наблюдательным пунктом 20 артиллерийской бригады: Одному из командиров батарей показалось возможным выставить наблюдательный пункт на выдвижной лестнице... Я увидел своими глазами, как с четвертой очереди противник чуть не сбил лестницу и как люди, находившиеся при ней бежали в лес. Наступил вечер. Подошли кухни к опушке леса и закипела жизнь, все забыли о перенесенных невзгодах и что на 11 часов ночи назначен общий штурм. Но вот, кухни и патронные двуколки ушли и в наступившей тишине каждый остался со своими думами... Атака назначенная на 11 часов была перенесена на 12... Время подходило к 12 часам, часу назначенному для атаки... Было приказано к 12 ч. ночи выстроить роты во взводных колоннах с разомкнутыми на шаг рядами. Роты I и IV б-нов подошли к линии передовых б-нов (к II и III). Резерв составляют Грузинцы, которые должны подойти к д. Карапети. Тифлисцы, правее нас, тоже будут атаковать. Лично иду через полотно ж.-д., по приказанию К-ра IV б-на Капитана Бутулова, и последних там не нахожу, о чем мною и было доложено к-ру б-на, а последний уведомил об этом Штаб полка. Благодаря слабому ветерку со стороны противника и сравнительной близости до него (около 400 шагов) слышались шум, движение и крики... Обе стороны готовились к бою...

К 12 ч. ночи роты стали выдвигаться вперед и выстраиваться. Это приготовление к атаке я никогда не забуду, по сумею ли я воспроизвести хоть частицу того, что было? — Не знаю.

Соблюдая полную тишину, наш IV б-н построил боевой порядок, перешел через окопы исходного положения и подошел к изготовившимся ротам I б-на, которые, в свою очередь, стояли за ротами сильно пострадавшего в дневной атаке II б-на.

Порядок был такой: 

12  11  10   9    8    7   6    5

__  __  __  __ __  __  __  __

4    3    2    1

__  __  __   __

13  11  15  16

__  __  __  __

 

 Пулеметы находились в ротах II и III б-нов. Всего было 5 пулем. Шестой был подбит снарядом в окопах III б-на, а два других испортились.

Понимая важность и торжественность минуты, люди были спокойны и сосредоточены. Офицеры были погружены в обычные, в таких случаях, занятия: выстраивание рот и отдачу последних приказаний. О соседях временно позабыли. Ночь была светлая, теплая, но, как мне показалось, к моменту начала атаки стало, как будто, темнее. Нервы были натянуты до последних пределов. Помню только одно: Поручик кн. Вачнадзе, голос которого слышался где-то по близости впереди, вдруг сказал: «Вперед!» и все мы, без выстрела, быстрым шагом, почти бегом, бросились вперед» (Штабс-Кап. Шидельский).

Нужно сказать, что подъем духа у людей не успел остыть, несмотря далее на явную неудачу дневного штурма, и сейчас весь полк дружно ринулся вперед.

Картина ночной атаки укрепленной позиции всем полком, когда вдруг с близкого расстояния, на небольшом по фронту участке (всего около версты), огромная масса людей (свыше 3000 человек) ринулась вперед, была воистину величественной, феерической и незабываемой. Повторился тот же ад, что был днем, но только с другими эффектами. Днем все дымилось и заволакивалось туманом и пылью, сейчас ничего этого не было видно, зато был яркий фейерверк всевозможных огней: в воздухе рвалась шрапнель, оставляя за собой свет падающей кометы, на земле с оглушительным треском рвались снаряды и ручные гранаты, взметая снопы огня... яркими звездочками обозначалась линия стреляющей пехоты, огненными языками жалили пулеметы, а над всем этим, не торопясь, взлетали ввысь сотни ракет и, достигнув своего предела, оттуда сверху, как бы наблюдали картину побоища, ослепительно озаряя поле битвы фосфорическим мигающим светом...

И вот, по общему признанию, был один момент, когда буквально «чудо» спасло немцев от неминуемой гибели.

Спасло их нетронутое нашей артиллерией проволочное заграждение! Наши гренадеры, подойдя к проволоке уже бросали ручные гранаты... но разорвать голыми руками и разнести проволочное заграждение в несколько минут, или даже секунд, которыми в таких случаях располагает атакующий, — не было сил.

Остатки рот, теперь уже лишь десятки людей, стали залегать и искать спасенья от убийственного огня.

Еще раз вернемся к записям в «Полевой Книжке» Шт.-Кап. Шидельского: ...«Прошли мы около 200 шагов, а противник зловеще молчит, но вот послышались команды и в темноте заблестел ряд огоньков, засвистели пули, затрещали пулеметы и загрохотали орудия, стрелявшие «на картечь»... Еще некоторое время мы идем беглым шагом, стали слышны команды: «вперед!», «вперед!» и все бросились вперед бегом. Я шел впереди роты; разорвавшийся снаряд сбил меня с ног, поднявшись я обернулся к роте и закричал «бегом!» и видел как гренадеры бросились за мной. Сколько времени я бежал, точно передать не могу, только вдруг я увидел проволочное заграждение, к которому я подбежал вплотную. Я остановился и лег и был крайне удивлен, когда заметил свое почти полное одиночество. Я слишком зарвался вперед.

Между тем короткая ночь быстро сменилась наступившим рассветом: я заметил нескольких солдат лежащих в разных местах недалеко от проволоки. Я стал окликать солдат и приказал им окопаться. Сам же я случайно оказался у одиночного окопа вырытого немцами для своих секретов. За таким же окопом с тремя гренадерами примостился, недалеко от меня, и мой мл. офицер Прапорщик Богданов; наконец отозвался взводный 1 взвода ст. у.-о. Лысюков, который тоже уцелел; он крикнул мне, что будет рыть окоп ко мне. Всего около меня сгруппировалось 13 человек. Когда стало совсем светло меня покинуло то жуткое состояние одиночества и полной беспомощности, которое я испытывал лежа под проволокой и не имея возможности осмотреться и ориентироваться в обстановке. Что же было кругом? Весь участок до полотна ж.-д., который был у меня, как на ладони, был усеян телами убитых и раненых. Теперь ясно было видно, что сравнительно многим удалось дойти до проволочного заграждения. Кто был способен окапываться, те врывались в землю и там и сям вырастали бугорки земли. Те же, что были ранены, лежали не смея пошевельнуться, так как с близкого расстояния их тотчас же добивали. В таком положении оказался молодой, только что прибывший перед боем в полк, Прапорщик Оржеховский. Будучи ранен в руку и в бок и истекая кровью, он, видимо, потерял самообладание и в предсмертной тоске поднял руку с платком, затем поднялся на колени... тогда немцы вылезли из окопа на бруствер и стали звать его к себе. Он встал и пошел, но, пройдя через указанный ему проход в проволочном заграждении, упал; подошедшие немцы взяли его под руки и повели. Примеру Прапорщика Оржеховского немедленно последовали два солдата, из коих один особенно быстро вскочил на ноги и бегом, с винтовкой добежал до немецкого окопа. В 8 ч. утра слева раздался где-то звук сигнальной трубы и началась стрельба, я думал, что немцы перешли в контратаку, но, как оказалось впоследствии, это шел в атаку 79 пех. Куринский полк. Через 10 минут стрельба затихла. Атака была отбита. Было 9 ч. утра, бой давно затих; казалось, что все замерло, лишь, как грибы, выростали брустверы одиночных окопов. Немцы торжествовали свою победу; они настолько обнаглели, что не только выглядывали из своих окопов, но некоторые повылезали на бруствер и курили свои трубки. Совсем недалеко от меня вылез офицер и уселся на бруствер с сигарой во рту. Глядя в нашу сторону, он нахально от времени до времени покрикивал: «Русь вперед!» «Русь алло!»... Совершенно неожиданно влево от меня раздался сильный удар, я инстинктивно схватился за ухо и в этот самый момент увидел, как немецкий офицер опрокинулся назад и как в воздухе мелькнули его ноги...

Все это произошло так неожиданно и быстро, что я даже не сразу понял, что такое случилось. Скоро все разъяснилось. Влево от меня было место поросшее бурьяном и среди него, шагах в сорока, я заметил одного гренадера, это он, выждав удобный момент, застрелил немца. На мой вопрос кто он и есть ли с ним еще кто-нибудь, он ответил, что он гренадер 6 роты, а еще через некоторое время передал, что здесь находится Подпоручик Гаттенбергер и Прапорщик Котляревский и что с ними около 60 человек.

Нервное настроение начало постепенно спадать, немцы уже могли бы встретить с нашей стороны хороший отпор, если бы сами пожелали перейти в контратаку. Наступил жаркий день. Время тянулось бесконечно. Вот уже 7... 8 час. веч., а еще все светло... наконец, в 9 ч. решаюсь послать гренадера с донесением.

В 12 ч. ночи, согласно полученному приказанию, мы отошли на линию основных окопов. В результате оказалось, что у меня в роте осталось 90 человек, особенно пострадали 1 и 2 взводы. В ночной атаке погиб еще один офицер: Поручик кн. Вачиадзе. Будучи сменены Грузинцами, мы отошли в лес к Штабу полка, куда пришли наши кухни и денщики. Здесь мы разбили палатки и получили обед и чай…» (Штабс-Кап. Шидельский)

...«Итак, бой начался», — говорит состоявший при Штабе полка Поручик Гвелесиани. — «Началось с того, что пришлось остановить огонь нашей артиллерии (Артиллерия 20-й пех. див. (Ред. К.)), открытый по своим. Остановили огонь; роты двинулись вперед. Командир полка в Штабе полка в лесу. Стремится вперед. Двое офицеров, в том числе я, вызываемся итти с ним и тотчас же тронулись в путь. Вышинский шел, не обращая внимания на обстрел. Немного бледный, но держался великолепно с полным самообладанием. В окопе у д. Карапети, куда мы вошли перевести дух, один из гренадер обратился к Командиру с вопросом: — «Для чего вы, Ваше Высокоблагородие, пришли сюда?» На это Командир ему ответил: — «А где я должен быть как не с вами?» И тот же гренадер добавил: — «Там в Штабе полка вы нам нужнее». Передохнув, двигаемся дальше на главную позицию. Приходим и занимаем место у телефона. Картина: с одной стороны убитый гренадер армянин, а с другой — гренадер в агонии с вырванным животом, дальше в блиндаже раненый Шах-Багов. Пробыли весь день. Около 3 часа ночи выясняется полная неудача ночной атаки, только одних офицеров убито 6 человек. Настроение у всех подавленное. Нервы не выдерживают и начинают сдавать...

Вышинский отошел в сторону, лег, накрылся буркой с головой и плакал, как маленький ребенок. То же самое было и с офицерами в Штабе полка, только все скрывали это друг от друга. С этого дня, в полку возобновляется метод Мдивани: по возможности экономить кадры, для чего при Штабе полка, всегда в резерве несколько офицеров. В ночь с 20 на 21 нас сменяют Грузинцы и два дня подряд повторяют то же самое, что и мы. Полковник Вышинский понял душу офицера передовой линии; во все время командования полком, Вышинский был редким и самым заботливым Командиром: никогда не отдохнет и не съест, пока какой-нибудь маневр не окончен, причем он сам лично должен был во всем убедиться. Все отступательные бои был неразлучно с полком и со Штабом, ехал последним. На новых позициях лично распределял роты и еще раз обязательно все обходил и смотрел, как укрепились. Только убедившись, что все в порядке, позволял себе немного отдохнуть».

В заключение сказанного Поручиком Гвелесиани приведем окончание письма Полковника Вышинского.

«В этот день (19 мая) бой продолжался до вечера. Затем, ночью была назначена общая атака. Мои гренадеры шли в атаку молодцами, дошли до самых проволочных заграждений немцев, хотя последние косили их ружейным, пулеметным и шрапнельным огнем целыми шеренгами. К рассвету 20 мая полк залег под проволочным заграждением. Дальше продвинуться не мог, так как соседи нас совсем не поддержали.

Весь день 20 пролежали в таком положении (я сам в ночь на 20-е и весь день был в Штабе полка в сравнительной безопасности), а к ночи приказано было отойти на старые позиции.

Так кончился мой первый бой, ничего не сделали, а между тем понесли огромные потери: убито 5 офицеров и около 600 гренадер, ранено 7 офицеров, контужен 1 и ранено и выбыло из строя 900 нижн. чинов. Всего — 1.500 человек.

За бой под Загродами, Фл.-Ад. Поручик князь Багратион-Мухранский был награжден Орденом Св. Георгия 4-й степени при следующей реляции: Кавалергардского Ея Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны полка Флигель-Адъютанту Поручику князю Константину Багратион-Мухранскому, состоявшему в прикомандировании к 13 Лейб-Гренадерскому Эриванскому Даря Михаила Феодоровича полку, за то, что 19 мая 1915 года при атаке неприятельской позиции к востоку от с. Загроды, командуя 5 ротой сего полка и увлекая своим примером нижних чинов, с беззаветным мужеством, засвидетельствованным Начальником боевого участка, первый ворвался в неприятельский окоп, причем тут же был убит.

(«Русский Инвалид» от 18.7.15 за № 158).

Командовавший в бою передовой линией полковник  Купцов произведен в полковники.

Ночью на 21 мая полк был сменен и отведен на 3 версты в тыл, но уже ночью на 22 снова выдвинут на позицию, в резерв, где и простоял сутки. 23 мая полк был выведен в корпусный резерв. Вот как описывает события последующих дней Полк. Вышинский:

...«На кровати я не спал уже с ночи на 17 мая, спим все это время, не раздеваясь, на земле в грязи. Спать приходится не больше 1-2 часов в сутки, да и то урывками. Сейчас, подписывая это письмо, сижу в землянке, изредка через наши головы пролетают «чемоданы», иногда рвутся довольно близко от нас, но пока, слава Богу, все благополучно.

24 мая 1915 г. 12 ч. дня. Бивак к лесу к югу от с. Законце. Мы сейчас в резерве в тылу и стоим в лесу на отдыхе. На войне человек живет больше настоящим, которое быстро вытесняет прошлое, не успеваешь похоронить одних покойников, как на смену им являются уже новые. Но здесь на все это, поневоле, смотришь проще, ко всему относишься спокойнее. Удивляет меня, что Тарасенков все еще не едет, ведь он должен был выехать 14-15-Ѵ и, стало быть, должен был уже прибыть сюда. Сейчас у меня только одни штаб-офицер Купцов и всеми б-нами командуют Капитаны; впрочем они свое дело хорошо делают, а вот насчет младших офицеров у нас слабо, половиной рот у меня командуют Прапорщики, далеко не всегда стоящие на должной высоте и в этом главная наша беда. Про нижних чинов могу сказать, что в общем перед их храбростью можно только преклоняться, так же как и перед их выносливостью и самоотвержением. Вообще я убедился еще лишний раз в том, что с нашим солдатом можно сделать все, если только будут на месте офицеры. Сейчас дали знать, что сегодня в 12 ч. ночи снова переходим на новое место.

25 мая. На позиции в землянке, на опушке леса у д. Менкиш-Новый. ...«У нас что ни день, то новое: вчера было решено поставить нас в резерв, но затем неожиданно было получено спешное распоряжение немедленно выступить для смены на позиции другого полка. В 10 час. выступили с бивака, в 12 ч. подошли сюда, а к 2½ ч, ночи успели сменить тот полк. Немцы в 600 шагах от наших окопов. В общем тихо, стреляют мало, но стоит лишь высунуть нос, как начинают жарить из пушек. Мне сегодня нужно было пройти немного вперед, чтобы произвести разведку и вот начали жарить: к счастью, никого не задело.

Сегодня с наступлением ночи мы снова сменяемся с позиции и уходим в тыл, где останемся не менее пяти суток, если конечно не последует отмена, что случается здесь постоянно. Вчера представил кн. Багратион-Мухранского к Георгию 4-й ст. Чувствую себя прекрасно и совершенно в своей сфере и очень доволен, как службой, так и полком. Отличные у меня офицеры. О Грузинской партии — это все миф и чушь, здесь под пулями никаких партий нет, все здесь равны. Напиши мне, как подействовала на Татьяну Константиновну смерть ее мужа; жалко ее, бедняжку; говорят, она сильно любила его. Воображаю, как она была поражена. Такого быстрого конца она, вероятно, не ожидала. Да и мы все были страшно поражены; нужно же было, действительно, чтобы это несчастье случилось именно в пашем полку, да еще с первых шагов моего командования.

26 мая 1915 г. 5 ч. дня. Бивак в лесу у с. Ставки. Вчера весь день прошел спокойно в редкой перестрелке. В общем по расположению полка было выпущено не меньше 150 чемоданов и легких снарядов, которыми, к счастью, никто даже не был ранен, только один оказался контуженным; вот действительность, которая далеко не так страшна, как кажется. А в то же время, вчера у меня в полку ранили 2-х человек верстах в 5-6 от линии окопов! 24 вечером мне прислали в полк 700 чел. для пополнения убыли. Я их распределил по ротам, велел покормить и уже через час мы с «молодыми» в строю, выступили на позицию. Над нами аккуратно два раза в день, утром и вечером, летают аэропланы, но теперь всегда располагаемся в лесу и потому нас не видно. Я все больше и больше вхожу в роль командира полка и чувствую себя, с каждым днем, все больше и больше на месте, гораздо больше, чем чувствовал себя, например, в Штабе. Много бы я дал за то, чтобы ты могла видеть меня здесь во главе полка и среди него! Бог даст эти времена наступят и мы еще поживем в нашем Манглисе.

27 мая 1915 г. Бивак в лесу у с. Ставки. Последние сутки прошли у меня спокойно, живем себе тихо, мирно в нашем лесу вдали от немцев и только иногда отчетливые раскаты выстрелов напоминают о том, что мы на войне, а не в условиях мирного времени.

..Сложная штука полк военного времени: и о тысяче вопросов приходится подумать, и сделать распоряжения, чтобы люди были и одеты, и накормлены, и успели отдохнуть. Слава Богу, что у меня Купцов и Шлиттер, все такие опытные и дельные помощники, на которых можно положиться.

28 мая — на том же месте. Сегодня получили еще 340 человек ополченцев. Понемногу полк, после последних боев, пополняется.

30 мая 1915 г. Бивак в том же лесу. ...Удивительно теплый вечер. Часть офицеров ушла с двумя б-нами на работы на передовую линию, а оставшиеся засиделись за ужином... Рядом со мной знамя, поставленное на ружейные козлы, при нем часовой; где-то вдали, в одном из б-нов еще поют, в другом месте пищит гармошка — совсем мирная обстановка, которая лишь нарушается редкой канонадой. Чемоданы залетают и в наше соседство, но в общем немцы стреляют без толку, пуская на ветер огромное число снарядов без ощутительных результатов. Пользуясь свободным временем, приказал начать в ротах строевые занятия, чтобы хоть немного подучить и подтянуть моих дядей, в общем мало похожих на гренадер. Сам я тоже ездил сегодня в полк на занятия и уже успел сделать замечание двум прапорщикам. Трудно с этой публикой — командуют ротой, а в сущности, их ведь самих еще надо учить!» (Полковник Вышинский)...

28 мая, на биваке в лесу у с. Ставки произошел не совсем обыкновенный эпизод: денщики II б-на явились в Штаб полка и доложили, что денщик убитого в бою 19 мая Прапорщика Понятовского рядовой Хрулевский обокрал своего убитого барина, присвоив себе бумажник с деньгами и часы-браслет покойного, причем последние носит на руке. - «Нам неприятно это видеть и далее стыдно»... говорят. Командир полка немедленно отдал приказ об аресте Хрулевского и о предании его военно-полевому суду. Председателем суда назначен Капитан Тимченко. Членами: Поручики Тихонов и Багель и Подпоручики Попов и Гаттенбергер. Все — кадровые офицеры полка. Суд собрался немедленно здесь же на биваке, в нашей импровизированной полковой столовой. — «Все мы, члены суда, крайне взволнованы этим неожиданным событием». — вспоминает участник суда Подпоручпк Попов. «Полевой суд! Это не шутка. Или виноват или не виноват. Виноват — расстрел; не виноват — свободен. Ничего промежуточного. Все это мы знаем и нас это волнует, так как если денщики донесли, то не зря, в этом нет никакого сомнения.

Мы заняли места, как. за обедом. Тимченко во главе стола. Сейчас же был приведен подсудимый под конвоем двух гренадер. Вдали, на почтительном расстоянии, с затаенным вниманием, в полной тишине, как бы замерли группы гренадер, ожидая приговора.

Судоговорение было коротко:

— «Подсудимый Хрулевский, ты обвиняешься в том-то и том-то. Признаешь ты себя в этом виновным? — строго спросил Председатель.

— «Так точно, Ваше Высокоблагородие, признаю», — произнес, невзрачный на вид, подсудимый.

Все это было так быстро и неожиданно, что как-то не верилось, что через каких-нибудь несколько минут случится неизбежное...

Во всех армиях мира за мародерство — расстрел и мы это, понятно, все знаем...

— «Уведите подсудимого в сторону на 100 шагов». — сказал Тимченко, обращаясь к конвою. Подсудимого увели.

— «Разрешите мне слово, господин Капитан». - тотчас же сказал Поручик Багель.

— «Говорите», — последовало разрешение.

— «Господа», — сказал Багель в волнении, — «что же мы этого дурака должны будем приговорить к расстрелу? Как хотите, но я против этого. Раз закон не предусматривает другого наказания кроме расстрела, я готов его оправдать. Ведь это же балда, ведь вы же его все только что видели, украл часы и их же одел на руку... и за это расстрел? Нет! Я не согласен». И сел.

— «Кто из вас младший?» — спросил Тимченко. — «Я». - сказал Подпоручик Гаттенбергер.

— «Вы какого мнения?»

— «На расстрел я не согласен».

— «А вы?» — обращаясь ко мне, сказал мой Командир б-на.

-— «Я тоже считаю, что это слишком строго». — сказал я.

— «А вы?»

— «Я согласен с Поручиком Багелем. — сказал Тихонов, но только как же быть? Ведь он сознался».

— «Полевой суд», — сказал Тимченко, — «не имеет делопроизводства, кто что сказал, нигде не протоколируется. Мы судим по совести и наше постановление окончательно».

— «Тогда оправдать!» — сказали все в один голос.

Вот подсудимый снова приведен для выслушания приговора. Наступила торжественная .минута.

— «Прошу вас встать господа!» — сказал Тимченко и затем, обращаясь к подсудимому, сказал:

— «Вот что, Хрулевский, ты совершил подлый поступок и полагается тебе по Закону смертная казнь! Но мы решили, дать тебе возможность кровью своею загладить твое преступление. Мы тебя оправдали. Понял?»

Все здесь изложенное заняло так мало времени, так было неожиданно и ошеломляюще и для подсудимого, и для конвоя, и для нас — судей, в том числе, что я помню только, как подсудимый бросился на колени и поклонился нам до земли.

Приговор был принят всем полком с видимым удовлетворением, хотя и денщиков никто не упрекнул: а у нас — судей, как камень с души сорвался.

А через несколько дней, мой денщик Антон Ведлуга мне сказал: «Ваше Благородие, этого полячка, что вы судили, Бог наказал: — шрапнелью убило». (По странной иронии судьбы, в Добровольческой Армии и 1919 году, Капитан Багель был приговорен военно-полевым судом к смертной казни за самовольное оставление позиции. Но приговор суда не был приведен в исполнение, так как Багель тех дней был уже психически ненормален. Он был разжалован, спился и погиб в Севастополе. (Ред. Ком.)).

 

СПИСОК № 10.

Г.г. офицерам участникам Галицийских боев с 31 мая по 17 июня 1915 года.

№ Чин и фамилия	Должность	Примечания
1. Полк. Вышинский	Командир полка	Весь период.
2. Капитан Шлиттер	Полков. адъютант	Весь период.
3. Поручик Снарский	Пом. полк. адъютанта	Ранен 2.VI.
4 Поручик Гвелесиани	Пом. полк. адъютанта	Весь период.
5. ІІІт.-Кап. кн. Эристов	Н-к к-ды сл. связи	Весь период.
6. Поруч. кн. Шервашидзе	Н-к пулеметн. к-ды	Весь период.
7. Капитан Сабель	К-р I б-на	Весь период.
8. Полк. Тарасенков	Ком. разн. б-нами	Весь период.
9. Капитан Балуев	Ком. III б-ном	16.VI ранен.
10. Капит. кн. Чавчавадзе	Ком. батальоном	2.VI заболел.
11. Капит. Тимченко	Ком. батальоном	Весь период.
12. Капит. Пильберг	Ком. б-нами	Весь период.
13. Капит. Бутулов	Ком. б-нам	31 мая контужен.
14. Поручик Тихонов	Ком. ротой	Весь период.
15. Поручик Багель	Ком. ротой	16.VI контужен.
16. Поручик Кандауров	Ком. ротой	С 7.VI. 1915 г.
17. Поручик Гернгросс	Ком. ротой	16.VI ранен.
18. Подпор. Попов	Ком. ротой	Весь период.
19. Подпор. Гаттенбергер	Ком. ротой	Весь период.
20. Корнет Пашков	Ком. ротой	Весь период.
21. Подпор. Побаевский	Мл. оф. пулем. к-ды	Весь период.
22. Подпор. Оборин	Ком. ротой	Весь период.
23. Корнет гр. Медем	Мл. оф. роты	Весь период.
24. Прапорщ. Котляревский	Ком. ротой	16.VI контужен.
25. Прапорщ. Жилин	Ком. ротой	Весь период.
26. Прапорщ. Гусаков	Мл. оф. роты	Весь период.
27. Прапорщ. Борисов	Команд. ротой	17.VI контужен.
28. Прапорщ. Ростомов	Мл. оф. и к-р роты	15. VI — убит.
29. Прапорщ. Орехов	Мл. оф. и к-р роты	Весь период.
30.Прапорщ. Мелик-Адамов	Команд. ротой	2.VI ранен.
31. Прапорщ. Трусевич	Команд. ротой	31 мая убит.
32. Прапорщ. Кисель	Команд. ротой	Весь период.
33. Прапорщ. Богданов	Мл. оф. и к-р роты	14.VI контужен.
34. Прапорщ. Снарский	Мл. офицер	Заболел 2.VI.
35. Прапорщ. Федоров	Мл. офицер	6.VI ранен.
36. Прапорщ. Янко	Мл. офицер	Весь период.
37. Прапорщ Исаев	Мл. оф. и н-к к-ды разв.	Весь период.
38. Прапорщ. Ерош	Мл. офицер	2.VI ранен.
39. Прапорщ. Хан-Сагнахский	Н-к к-ды разведч.	3.VI. командирован на Ту- рецкий фронт.