ИЮЛЬСКОЕ НАСТУПЛЕНИЕ КЕРЕНСКОГО
Полк, находясь в резерве при обозе II разряда, снова пополнился из запасных б-нов и с 3 на 4 июля выступил на позицию для участия в «Июльском наступлении». Назвать точно участок, на который мы попали, теперь не могу; помню, что начиная с 6 июля началась наша артиллерийская подготовка на фронте в 30 верст от Крево до Сморгони. Около тысячи орудий всех калибров непрерывно стреляли в течение трех дней, разговаривать стало возможно только знаками...
Мы сидели во время артиллерийской подготовки в лисьих норах, имея в окопах только часовых. Немцы сильно отвечали.
На третьи сутки, 9 июля на заре, в предрассветных сумерках, началось наступление. На время боев я был прикомандирован с остатками своей 2 роты к 11 роте, которой командовал Капитан Исаев. От нашего полка шло два б-на с двумя пулеметными командами. Накануне наступления в роты были присланы ножницы для резки проволоки по 2 на каждое отделение, но они не пригодились, все было снесено с лица земли! Были вновь проверены противогазы и розданы ручные гранаты. Когда мы двинулись в атаку, наша тяжелая артиллерия прикрывала нас огнем и продолжала обстрел немецких тылов, не подпуская подойти резервы.
Мы двигались с трудом, пробираясь между огромными воронками от снарядов, перелезая через поваленные деревья, цепляясь за обрывки и завитки проволоки между уцелевшими кольями, среди хаоса остатков немецких окопов... Настроение как у офицеров, так и у гренадер, было бодрое. Мы несли потери только от артиллерийского огня, были у нас и убитые и раненые. Так мы прошли три линии немецких окопов. Дальше не пошли, так как здесь узнали, что впередиидущие части отошли и вправо и влево. Вправо от нас наступал Женский б-н Прапорщика Бочкаревой (Примечание Ред. Ком.: Женский б-н сражался доблестно, он глубже всех проник в немецкие линии и понес наибольшие потери. На этом наступление кончилось. 11 июля нас оттянули в глубокий резерв в м. Городечно.
В конце августа или начале сентября полк выступил на позицию, сменив Сибирские части. Сибиряки перебили часть своих офицеров, воткнули штыки в землю и ушли в тыл.
Участок оказался очень велик. Нас было мало, все ночи мы работали над восстановлением окопов. Немецкая артиллерия часто нас обстреливала. Простояв на позиции 16 дней, отошли в резерв. Здесь нас облагодетельствовало новое завоевание революции: — выборное начало. По началу все прошло довольно безобидно. Кое-кто, заочно, был забаллотирован, почти все офицеры остались на своих местах. Командира полка Полковника Пильберга не баллотировали. Но яд есть яд! Далее потекла безотрадная жизнь в разлагающихся частях... В конце декабря 1917 года подошел мой законный отпуск. 24 декабря я уехал домой. По окончании отпуска, 16 января 1918 года я возвращался в полк, но такового на стоянке не застал, а встретил отдельных гренадер, расположившихся по товарным вагонам или висящих на буферах поезда, долженствовавшего отойти со ст. Молодечно».
И вот еще два последних свидетельства о самых последних днях...
«В сентябре 1917 года», — пишет Ген. Федоров, — «я был назначен Командиром 129 пех. дивизии в Пинских болотах и с грустью покидал корпус, с которым сроднился за три года войны. Вместо меня Н-ком Штаба корпуса был назначен Полковник Соколов, в начале войны бывший Ст. адъютантом Штаба корпуса, затем Н-ком Штаба Кавк. Грен. дивизии. Из его письма я знаю, что после октябрьской революции, вероятно уже в январе 1918 г., немцы, невзирая на Брест-Литовский мир, внезапно перешли в наступление, захватив орудия Кавк. Грен. арт. бригады и часть офицеров, а также все попадавшиеся автомобили, в том числе и Штаба корпуса.
Доблестный Полковник Фок выскочил уже из немецкого поезда и бежал. Части отходили и рассыпались, чему немцы не мешали. Штаб корпуса на подводах дошел до Смоленска, где уничтожил архивы, разделил денежный ящик и рассеялся».
Последнее свидетельство полкового казначея военного чиновника Ф. Лазебного:
«Мне пришлось видеть всю мерзость разрушения векового дела революционной массой. Я был свидетелем, как солдаты уничтожали склады, казенное и полковое имущество, как бросали оружие и окопы, как пришлось мне, Полковнику Пильбергу и Подпор. Авдееву спасать ЗНАМЯ.
Наши «сознательные» воины, увидя конных германцев, бросили оружие и хлынули в тыл, сметая на своем пути все преграды... И вот, в этот кошмарный и тяжелый день, Штаб полка — Полковник Пильберг, Пор. Марков, Подпор. Авдеев и я,— двинулись в хвосте бегущих солдат к обозу II разряда, где соединились с Хозяйственной частью, захватили ЗНАМЯ, предварительно сняв его с древка. Тяжел был путь отступления. До Тулы добрались лишь Полк. Пильберг, Полк. Дробышев, Кап. Котляревский (Н-к Хоз. части), Поручик Авдеев и я.
Через несколько дней уехал Полк. Дробышев. Нам предложено было формироваться под флагом «Красной звезды» — мы отказались. Тогда нам был дан срок в 1 месяц на расформирование. По расформированию полка, мы — Полк. Пильберг, Авдеев и я — решили ехать на Кавказ, но так как со знаменем проехать было невозможно, то мы решили его сдать верному человеку на хранение.
Оставшиеся документы были сданы при описи в архив Лефортовского дворца в Москве».
Так умер старейший полк Российской Императорской армии, прослужив верой и правдой Царям и Отечеству 275 лет (См. Приложение № 32).