НОЧНОЙ БОЙ 9-го ДЕКАБРЯ
Через 2 дня немцы переправились вновь на наш берег в версте ниже по течению р. Бзуры и уже более крупными силами.
В ночь с 8 на 9 декабря приказано было атаковать переправившихся немцев. Для атаки назначен был только что прибывший, вновь сформированный, 236 пех. Борисоглебский полк в полном составе, к которому были присоединены три сводных роты Кавказских гренадер: Эриванцев — под командой Подпоручика Попова, Тифлисцев — под командой Капитана Петрова и Мингрельцев — под командой Капитана Шавердова. Непосредственно атакой руководил Командир 202 Горийского полка Полковник кн. Макаев, а общее командование было возложено Начальником див. на Командира 2 бригады Ген. Бекова. Операция эта была проведена наспех, почти без подготовки.
Вот описание этого боя, заимствованное из книги участника боя Подпоручика К. Попова — «Воспоминания Кавказскою гренадера»: — «В 9 часов вечера мы тронулись и около 11 ч. ночи перешли окопы 202 пех. Горийского полка. В этом месте р. Бзура делала изгиб, исходящий в сторону немцев. Переправившись, немцы окопались, имея в плане вогнутое в нашу сторону начертание.
До немецких окопов было 1000-1200 шагов.
Местность, по которой нам предстояло атаковать, была ровной, как стол. В двух местах перед окопами должны были находиться болота, которые нам предстояло обойти. Вот что нам было сообщено перед атакой.
Сопровождали нас проводники-разведчики 202 Горийского полка. Перейдя через окопы Горийского полка, батальоны разошлись и заняли исходное положение перед атакой.
Я с ротой залег за II б-ном Борисоглебского полка, развернув свою роту в 9 и 10 линии, так как роты должны были атаковать цепями по полуротно.
Немцы, как бы чуяли нас и все время одиночные пули жужжали над нашим головами. Вдруг раздалась тихая, но внятная команда: «Вперед!» и роты, как один человек, поднялись. В этот же самый момент, как бы по наущению, немцы осветили нас брошенной ракетой. Я первый раз за войну стал свидетелем массового применения ракет и был страшно поражен их действием. Все поле мгновенно осветилось, как днем, несмотря на падавший снег и стоявший туман. Масса людей обрисовалась из тьмы и казалась какими-то привидениями. Но это был только момент. Вдруг все заговорило, все закипело... Частый ружейный огонь покрылся барабанной дробью пулеметов... С противоположного берега била немецкая артиллерия шрапнелью...
Невзирая ни на что, лавина людей бешено ринулась вперед. Мы буквально летели, желая как можно скорей поглотить отделяющее нас от немцев расстояние. От взвивавшихся непрерывно ракет все время поддерживалось освещение и картина боя живет во мне и до сих пор так же ярко, как и в самый момент атаки.
Идя в 9 линии, я был заслонен от пуль непроницаемой стеной человеческих тел и около 3/4 пути мы неслись без потерь. Временами я оглядывался на бегущую за мной роту, видел ожесточенные лица, кричавшие «ура» и стальную стену штыков. Я крепко сжимал в руке «Наган» коченеющими от холода пальцами. По мере приближения к немецким окопам, с невероятной быстротой редела несущаяся впереди масса Борисоглебцев; уже сквозь просветы в их рядах я видел пламенные языки стрелявших пулеметов и линию немецких окопов, обозначавшуюся непрерывными взблестками ружейных выстрелов. От артиллерии мы не страдали, снаряды давали перелет и на них никто не обращал внимания. Вот уже предо мной нет никого из Борисоглебцев. До окопов самые пустяки... еще момент и мы ворвемся в них.. Взвившаяся ракета освещает влево от меня картину: кучка Борисоглебцев, человек в 50, в нерешительности остановилась у бруствера немецкого окопа. Вдруг кто-то с криком «ура» бросился вперед. Все сделали поступательное движение и пали, скошенные пулеметным огнем. Выдержка немцев была изумительная. Я оглянулся назад и к ужасу своему заметил, что со мной только один человек, стар, унт.-оф. Метанидзе. Нигде, ни вправо, ни влево, ни сзади никого не было — все лежало. Конечно, это не означало того, что все были убиты или ранены; с уверенностью могу сказать, что большинство залегло из страха, что всегда бывает при ночных атаках, когда ротному начальству не видны все люди и малодушные, пользуясь темнотой, залегают, думая этим спастись. Теперь и мне ничего не оставалось, как лечь. Немцы не прекращали огня. Лежа у бруствера немецкого окопа, я испытывал ощущение, будто мою голову бреют тупой бритвой. Немного вправо от меня жалил своим светящимся жалом пулемет. Ракеты падали непрерывно и приходилось лежать не шевелясь, чтобы не быть приконченным. Пролежав таким образом минут десять, показавшимися вечностью, я стал на животе отползать назад...
Теперь картина переменилась. Все поле, за 10 минут перед этим завывавшее от воинственных криков и стрельбы, сейчас стонало. Стоны и крики надрывали душу и неслись из многих сотен уст. — «Братцы, помогите!», «Спасите!», «Не бросайте меня», — слышалось со всех сторон.
Временами слышались рыдания...
Снег все шел и закрывал понемногу лежащую массу людей белой пеленой, как саваном. О санитарной помощи нечего было и думать, немцы до утра поддерживали сильный огонь. Все, кто мог ползти или итти, постепенно уходили. Большинство же раненых лежало всю ночь и весь день и... неделю спустя, занимая бывшие окопы Горийского полка, я каждую ночь высылал людей подбирать трупы и складывать их в вырытую позади братскую могилу. Другие части делали то же самое. Теперь это было возможно. Немцы ушли за Бзуру, выгнанные нашей артиллерией на другой день после нашей неудачной атаки.
И только братская могила, насчитывавшая свыше тысячи трупов, свидетельствовала о побоище, здесь происшедшем.
В этой атаке роты гренадер потеряли от 2/3 до 3/4 своего состава. Капитан Мингрельского полка Шавердов был убит на бруствере окопа и тело его осталось у немцев».
Казалось все погибло и полку никогда уже не возродиться. И тем не менее полк возродился и возрождался за войну не раз, ибо в тяжелые для полка минуты слетались старые офицеры, возвращались израненные и оживляли полк своим духом, любовью и преданностью...
За описанные бои последовали следующие Георгиевские награды особенно отличившимся Г.г. офицерам:
Орден Св. Великомученика и победоносца Георгия 4-й степени: Подполковнику кн. Константину Геловани, за то, что в бою 25 ноября 1914 года у д.д. Баргово и Пржече под убийственным ружейным, орудийным и пулеметным огнем, атаковал прорвавшего наше расположение противника, опрокинул его и, заняв своими ротами прорыв, отразил все атаки противника и удержал окопы в своих руках. («Русский Инвалид» № 154 от 14 июля 1915 г.).
Капитану Адальберту Сабелю за то, что 6 декабря 1914 года у с. Ленг, на восточном берегу р. Бзуры, командуя двумя ротами под сильным перекрестным огнем противника, лично повел роты в атаку на неприятельские окопы и штыковым ударом выбил неприятеля из окопов, занятых им на берегу р. Бзуры, переколов при этом до 50 человек и взяв в плен 18 нижн. чинов, чем вполне обеспечил левый фланг нашей позиции от дальнейших на него нападений со стороны противника. (Русский Инвалид» от 26 сентября 1915 года № 213).
Георгиевским оружием награждены:
Подполковник Лаврентий Балуев, за то, что в бою под д. Пржече 27 ноября 1914 г., командуя батальоном, отбил шесть повторных атак (в том числе две штыковых) противника на позицию его батальона между д.д. Ольшаны и Пржече, нанеся противнику большие потери и не уступив позиции; в критический момент боя, под губительным артиллерийским и ружейным огнем, за убылью офицеров, лично повел роту резерва в штыки и этим смелым движением вперед способствовал отбитию атаки противника, который при этом понес значительные потери. 28 ноября, во время штыковой атаки были ранен и выбыл из строя. («Русский Инвалид» № 214 от 1915 г.).
Подпоручик Борис Гаттенбергер, за то, что в бою 28 ноября 1914 г. у д. Пржече, увидев, что немцы заходят во фланг соседней с ним роте, бросился на них с полуротой в штыки, но потеряв в этой штыковой атаке почти всех людей, принужден был с другой полуротой пробиваться через окружившего его численно превосходящего силами противника, что и выполнил и присоединился с уцелевшими людьми к полку. («Русский Инвалид» № 214 от 1915 г.).
Заслуживает быть отмеченным бегство из плена кадрового ун.-оф. 5 роты Алексея Поминова. Будучи взят в плен 28 ноября 1914 года у д. Пржече, пробыл в плену у немцев до 1915 г. Во время работы по прокладке стратегических дорог в Сербии, Поминов сговорился с двумя товарищами (по плену) сибирскими стрелками бежать в Румынию. Румыния была в то время нейтральной. Им удалось пробраться к Дунаю у Прахова. Дождавшись темноты, все трое вошли в воду и поплыли. Всем, кто знает, что такое Дунай у Прахова, понятен тот риск, на который пошли эти доблестные солдаты. Долго они плыли, осторожно между собою перекликаясь, чтобы не потерять друг друга из виду... наконец, у самого берега противуположной стороны, оба стрелка утонули... стал тонуть и Поминов... и в этот момент ощутил под ногами дно...
Собрав последние силы, он с неимоверным трудом выкарабкался на берег и в бессознательном состоянии был подобран румынскими пограничниками.
В 1916 году вернулся в строй — в родной полк.