УСИЛЕННЫЙ ПОИСК 2 января 1917 года
«Когда я прибыл в полк (6.11.16 г.), полком командовал кн. Георгий Мачабели. I б-ном— только что произведенный в подполковники Дробышев, II б-ном — Полковник кн. Геловани, III б-ном — Полковник Валуев (но он находился в Лебедево, командуя, нештатным еще, б-ном пополнения). В середине ноября б-н признан официально существующим и Полк. Балуев освободил III б-н. IV б-ном командовал Полковник кн. Шервашидзе. Я принял от Поручика Пивоварова 11 роту, а с середины ноября — III б-н. Полк стоял на позиции Крево-Сморгонь, занимая участок у Богушинского леса. Штаб полка находился в Г. дв. Цицин. В полуверсте от д. Кевлы, правее кладбища, начинался ход сообщения, ведущий к Штабу полка (около 1½ в. длиной). От Штаба же полка, от калитки окружавшего Госп. дом сада, начинался другой ход сообщения, тоже с версту длиной, ведущий к стоящим на позиции б-нам. В декабре 1916 года у нас подготовлялось наступление на крайнем правом фланге фронта у Каллустен (у Митавы). Чтобы приковать германские войска к месту и воспрепятствовать переброске их к месту нашего удара, приказано было произвести энергичные демонстрации с захватом участков неприятельского фронта и с продвижением, где можно, вперед. Нужно сказать, что Штаб нашей дивизии принял эту задачу к исполнению не очень серьезно и первые два поиска, 12-го и 19-го декабря, были произведены малыми силами и носили характер усиленной разведки. Оба раза ко мне являлась команда наших разведчиков, к которой придавалась небольшая команда сапер. Одни раз с Подпор. Винча, а другой раз со Шт.-Кап. Котельниковым. В обоих случаях, при помощи движущейся на салазках мины, взрывались проволочные заграждения, захватывались небольшие участки окопов, но при отсутствии резервов, развить успех было невозможно.
Оба эти поиска производились от моего б-на, стоявшего в резерве, причем все мои люди работали под землей в минных галереях, которые велись в направлении к немецким окопам. Таким образом, ни для развития успеха, ни для поддержки, в случае неудачи, у меня не было ни одной роты наготове. Не было также общей работы с артиллерией, а, главное, задача, даваемая из Штаба дивизии, не имела активного характера, а сделать дело можно было.
Немцы удара не принимали и скрывались из окопов моментально после взрыва. Ни в одном случае не удалось захватить ни одного пленного. Были только убитые, по которым удалось установить большое количество эльзасцев среди германских солдат. Я доложил кн. Мачабели, что эти задачи совершенно напрасно поручаются мне — к-ру б-на, так как их, в виду мелкого масштаба действий, легче вести непосредственно разведчикам, или же ввести в действие 1-2 роты от б-на, разработать план атаки заблаговременно с артиллерией и назначить несколько рот для развития успеха и захвата 2-х батарей, места которых были точно определены воздушной разведкой. Кн. Георгий ответил: «И чего ты кипятишься?!». «Штаб дивизии не приказывает, а у нас своих средств нет». Отчасти такая пассивность объяснялась напряженным ожиданием приходящегося на Рождество отдыха, для которого полк, после 35-дневного стояния на позиции, должен был быть отведен в район д. д. Подосинки-Каскевичи. На этот отдых мы и были отведены в ночь с 22 на 23 декабря, а уже, в ночь с 30 на 31 заняли окопы на участке против Г. дв. Тынчин, около которого лежал в развалинах Судковский монастырь. Мой III б-н был на левом фланге полка, левее меня были Мингрельцы (ими командовал Ген. Шт. Полковник Трухачев, вскоре сдавший полк Ген. Шт. Полковнику Шапошникову, — впоследствии маршалу Красной Армии).
Грузинцами командовал Полковник Вишняков, а Тифлисцами — наш Тарасенков. Утро 31 декабря я посвятил обходу и осмотру расположения своего б-на. После обеда побывал у соседей. Соседним со мной б-ном Мингрельцев командовал Капитан Селиванов. Вечером в тот же день я был предупрежден по телефону, что за мной из Штаба полка высланы сани и чтобы я, назначив старшего из ротных командиров вместо себя, ехал в Штаб полка на встречу Нового 1917 года. Старшим был Шт. Кап. Косманенко б. юнкер Владимирского в. училища, бывший у меня на курсе.
Около 9 ч. прибыл в Штаб полка, находившийся в лесу. Командира и офицеров Штаба полка я застал за столом. Присутствовали все к-ры б-нов и Балуев из Лебедева, а также Коля Вачнадзе из обоза II разряда со ст. Пруды. Новогодний ужин прошел весело, во время ужина ко мне подсел Саша Снарский и сообщил на ухо, чтобы я не удивлялся, прочтя в приказе о перемещении меня из III б-на в IV-ый. Полк. кн. Шервашидзе через несколько дней уезжает командовать 3 Гр. Перновским полком, а я перемещаюсь на его место, чтобы остаться в полку, так как, по секретному распоряжению, все третьи б-ны всей пехоты выделяются для новых формирований. В конце ужина кн. Георгий позвал меня сесть с ним рядом и, под шум разговоров, потихоньку сказал: «завтра в ночь с 1 на 2 января ты со своим б-ном атакуешь немецкие позиции; выбери пункт атаки, разработай план, подумай о помощи тебе со стороны артиллерии и сапер, но не увлекайся: думаю, что ничего серьезного сделать не придется. Около 10 ч. утра у нас по окопам будет проходить Начальник дивизии; ему доложишь о своих предположениях». Около 2 часов ночи я был уже у себя в землянке, до половины четвертого изучал по карте позиции немцев. Саша Снарский дал мне последние кроки, полученные от нашей авиации, по которым за высоким бугром перед центром позиции моего б-на должны были находиться входы в минные галереи, которые немцы вели под наши окопы. Хотя этот бугор был наиболее трудным пунктом для атаки, но зато к нему можно было приблизиться на 280 шагов, так как между нашими и германскими окопами был окоп на одну роту, бывший немецкий передовой пункт, взятый Сибирскими стрелками летом 1916 года и повернутый теперь в сторону немцев. Там у меня стояла 11 рота, бывшая вдвое ближе к немцам, чем к нашей линии окопов. Около 10 ч. утра меня вызвали вправо, на участок I б-на, где я нашел Н-ка дивизии Ген.-Лейт. Добрышина, Бриг. к-ра Ген.-Майора кн. Макаева, нашего Командира кн. Мачабели, Н-ка Шт. дивизии Подполк. Колчинского и Подполк. нашей артил. бригады Фока. Я до-
|
Подпоручик К. С. Попов,
Кавалер» Ордена Св. Георгия 4 ст. и Георгиевского оружия.
|
дожил Н-ку арии мое намерение использовать окоп 11 роты, как исходный пункт для атаки бугра, за которым предполагал найти и уничтожить устья подземных галерей, в которых, по данным наших сапер, шли работы без перерыва круглые сутки.
Штаб дивизии имел свой план, но мое предложение нашло горячих защитников в лице Ген. кн. Макаева и Подполк. Фока. Последний заявил, что с позиции его двух батарей, одной гаубичной и одной полевой легкой, он легко расчистит для меня проход в проволочных заграждениях (Их было 3 пояса: 5 + 7 + 5 рядов кольев в линиях). Н-к дивизии согласился с ними и предложил мне уговориться с Подп. Фоком, который с двумя батареями поступает в мое распоряжение, как и команда пеших разведчиков и К-да сапер с Шт.-Кап. Котельниковым. Время атаки будет сообщено условно, кодом, по телефону, по всей вероятности между 12 ч. ночи и 4 ч. утра с 1 на 2-ое января, т. е. сегодня же.
Одновременно со мной будут действовать на своих участках Тифлисцы и Мингрельцы, тоже по одному б-ну.
Фок сейчас же пригласил меня к себе на наблюдательный пункт разработать план действий. Фок оказался исключительным мастером своего дела. Его наблюдательный пункт напоминал Манглисскую пещеру на Алгетке — в высокой песчаной стене щель, хорошо замаскированная живыми кустами и связанная телефоном с батареями. Когда я указал ему предполагаемый путь наступления, он сейчас же взялся за трубку телефона и сказал мне: — «следите за разрывами», и сейчас же, по его указанию, заработали по одному орудию в стоящих где-то далеко батареях и я увидел разрывы, отметившие две точки на ближайшей к нам линии проволочных заграждений. — «Годится это для начала прохода?»— «Вполне». — «Смотрите дальше»,— еще два разрыва против первых, но уже на последней полосе проволоки; получился хорошо намеченный коридор перед пунктом атаки. Последовала команда: «батареям построить веер по четырем точкам и закрепить орудия». Потом он сделал еще одну пристрелку непосредственно по брустверу, причем два орудия все время бросали снаряды по разным направлениям, чтобы незаметна была пристрелка, и мы разошлись.
Около 8½ ч. вечера кн. Георгий позвонил и сказал: — «спи спокойно, вечеринка отложена на один-два дня».
На утро 2 января кн. Георгий говорил со мной по телефону о всяких посторонних предметах и, между прочим, сказал: — «а на прогулку пойдешь завтра под вечер». Я вызвал к себе Н-ка К-ды пеших разведчиков Подпоручика Томашевича, Шт.-Кап. Котельникова, Командира 10 роты Подпор. Афанасьева, К-ра 12 роты Шт.-Кап. Косманенко, с Прапорщиками Карабухиным и Левицким. Косманенко я назначил вместо себя быть Н-ком батальонного участка. 9 роте занять весь участок, распространившись на участок 10 роты. Саперам Котельникова, разведчикам, 10 и 12 ротам на рассвете незаметно перейти в передовой окоп 11 роты и там ждать начала дела. В это самое время я получил из полка и распоряжение Штаба дивизии, которое все дело сводило к простому набегу: в 2 ч. дня артиллерии, по всему фронту дивизии, открыть огонь. Назначенным в дело батареям пробить проходы в проволочном заграждении, остальным бить по брустверу и маскировать пункт удара.
В 2 ч. 50 м. артиллерии перенести огонь за линию окопов, создав огневую завесу на 60 минут времени. Мне в 2.50 начать атаку, найти входы в минные галереи, взорвать их и не позже 3.50 быть уже вне проволочных заграждений, так как в 3.50 м. артиллерийская огневая завеса будет бить по линии бруствера. Никакого развития успеха не предвиделось. А мне при этом сообщалось, что в помощь мне у развалин Судковского монастыря, будет находиться наш ІV б-н. Целый б-н, который, если и понадобится мне, то только для развития успеха, т. е. тогда, когда огневая завеса уже пойдет обратно. Я возражал на это и кн. Георгию и Начальнику дивизии, но получил в ответ, что боевой приказ отдан для исполнения, а инициатива подчиненного начальника не должна выходить за пределы поставленной ему задачи. На рассвете, все участники, г. е. 10 и 12 роты, К-да разведчиков и 30 чел. сапер были в «лисьих норах» под окопом 11 роты, которая за ночь сварила на всех чай и жидкую кашу.
Короткий зимний день прошел незаметно, погода была пасмурная и около 2-х часов, когда стали намечаться уже ранние сумерки, пошел реденький снежок. Все благоприятствовало незаметному подходу. В 2 часа загремела артиллерия и засвистели над нашими головами летевшие в обоих направлениях снаряды. В 2 ч. 30 м. я вывел из нор разведчиков и сапер и пустил их первой волной на 10 минут раньше срока, а через 5 минут после них 10 роту, тоже ранее срока на 5 минут, чтобы они оказались под проволокой раньше, чем немцы после переноса огня успеют выйти из своих убежищ, чтобы встретить нашу атаку. В 2 ч. 50 м. вышла 12 рота, задача которой: дойти до проволочного заграждения, очистить проход для беспрепятственного отхода ударных частей при возвращении обратно с могущими быть трофеями и ранеными. В случае же неудачи, прикрыть отход. Сам я в это время с телефоном и связниками находился под грушей, что росла перед правым флангом окопа 11 роты. На самом деле, груш было три и они были соединены ходом сообщения с окопом и там был наблюдательный пост. Когда 12 рота подходила к проволочным заграждениям, а разведчики, саперы и 10 рота уже были в неприятельском окопе, за моей спиной разорвался снаряд, действием газов меня бросило в близлежащую воронку и я ткнулся носом в снег и пролежал минут пять без сознания. За это время разнесся слух, что К-р б-на убит... Тем временем разведчики, саперы и 3 взвода 10 роты делали свое дело, последний же взвод 10 роты перед самым бруствером замялся и бросился назад, увлекая за собой взволнованную известием о моей смерти 12 роту, и все они беспорядочной толпой промчались в наступившей темноте мимо меня в окопы 11 роты. Я же, поднимаясь, вообразил, что просто споткнулся и упал в воронку; протекших 5-6 минут я не заметил и был удивлен, не зная что за люди пробежали мимо меня. Окружавшие меня телефонисты говорили, что атака не удалась и ворвавшиеся в окоп наши, по-видимому, погибли. В это время я вижу идущего ко мне от немецкой проволоки Прапорщика Левицкого. От него я узнал о бегстве части 10 и 12 роты. Прапорщик Карабухин с тремя связниками и пятью гренадерами находился у прохода в проволочном заграждении, его же, —Левицкого, прислал ко мне с донесением. Узнав от Левицкого о бегстве какой-то части 10 и всей 12 роты, я вместе с Левицким бросился в окоп, голосом и палкой выгнал оттуда человек 40, привел их к проволоке и сдал под команду Карабухина и Левицкого, а сам с моими шестью связниками вошел в немецкий окоп. Там разведчики и 10 рота уже нашли два входа в минные галереи, а впереди них три тяжелых блиндажа, в которых люди отсиживались во время обстрела. Благодаря ранее срока начатой атаке, я имел всего 8 раненых нашими же снарядами, но зато окоп и блиндажи были захвачены, прежде чем немцы успели оказать сопротивление. Начавшие атаку, точно по приказу, Тифлисцы и Мингрельцы, дойдя до проволоки, приостановились, залегли, порыв остыл и они отошли с большими потерями.
Саперы быстро подготовляли взрывы минных галерей и блиндажей, а разведчики и 10 рота, забросав блиндажи ручными гранатами, вытащили оттуда хауптмана с перебитыми руками и ногами, 9 чел. раненых немецких солдат и одного ефрейтора, взятого в плен после ожесточенного сопротивления. В блиндажах же оставалось по 8-10 ч. убитых, остальные защитники окопа укрылись в минных галереях. Ефрейтор был отправлен в Штаб полка, все же раненые немцы и 8 наших временно были положены при входе в минные галереи, для укрытия от артиллерийского огня. Я же, вызвав от 12 роты носильщиков, приказал начать эвакуацию раненых, к слову сказать, очень трудную, так как внутренний ров был очень глубок, банкетка для стрелков находилась на высоте человеческого роста от дна рва и все это обледенело.
Когда принесенные в первую очередь восемь наших раненых и один убитый были переправлены через бруствер, подбежал Шт.-Кап. Котельников и сказал, что надо немедленно уходить т. к. галереи через 5 минут взлетят на воздух, да и заградительный огонь через 10-12 минут должен был накрыть нас, будучи перенесен на линию бруствера. Пришлось спешно вывести наших людей. Взять с собой и тащить раненых немцев уже не было времени... Когда мы пробегали полосу проволочных заграждений, последовали почти одновременно два взрыва галерей, а затем и трех блиндажей. Почти тотчас после взрывов, наш заградительный огонь начал бить по брустверу, а вскоре по нашем возвращении в окоп 11 роты огонь с нашей стороны прекратился.
Всего наша артиллерия выпустила 4.000 снарядов. Немецкая артиллерия гремела еще с час времени, а потом все смолкло и настала обычная ночная тишина, прерываемая кое-где вспыхнувшей ружейной перестрелкой, или треском короткой пулеметной очереди.
Во всем этом коротком боевом эпизоде едва ли не главную роль сыграл доблестный Подполковник Фок. Не говоря уже о том, что он на наших глазах артистически разделал проход в проволочном заграждении, чем не только физически способствовал успеху атаки, но и дал атакующим уверенность в могучей поддержке огня нашей артиллерии, он кроме того во время пристрелки рассмотрел и, не говоря ничего мне, разбил металлические сети протянутые над бруствером. Этот, не устраненный во-время, сюрприз мог бы иметь для нас трагические последствия.
Вполне «на высоте» оказались: Н-к Команды разведчиков — Подпоручик Томашевич и К-р 10 роты Поруч. Афанасьев, прибывший ко мне в б-н 26.11.10 из Л.-Гв. Гренадерского полка. Прапорщики Карабухин и Левицкий добросовестно и успешно выполнили свою пассивную задачу.
Молодецки делал свое дело сапер Шт. Кап. Котельников, всегда веселый и мастер своего дела.
К 5½ часам вечера все роты уже разошлись по местам, оставив в 11 роте два взвода до утра, на случай попытки реванша. Все мои 8 раненых и даже «убитый» оказались с легкими ранениями. («Убитого» тащили за ногу, привязав веревку, лишь бы в темноте не потерять, но по дороге он «воскрес» от сильной встряски и оказался контуженным и легко раненым в голову).
Взятый в плен ефрейтор держал себя молодцом и,...«рассудку вопреки», утверждал, что все у них обстоит блестяще. По его же словам в галереях в это время шла работа и в них находилось большое количество рабочих и инженерные офицеры. Все они погибли».
За это дело Н-к К-ды разведчиков Подпоручик Томашевич, Командир 10 роты Поручик Афанасьев и Шт.-Кап. Котельников получили Георгиевское оружие. Капитан Гранитов — Орд. Св. Владимира 4-ой степени с мечами и бантом, а Прапорщик Карабухов и Левицкий Орд. св. Анны 4-ой ст. с надписью «За храбрость». Георгиевские награды, по обстоятельствам революционной поры, не могли быть объявлены.